26.
Село в годы войны
К началу 1942 года в селе
остались одни женщины, старики и подростки. С
началом войны шестидесятипяилетний
Абубакар Яваев вынужден был вернуться
на работу и вновь стать бригадиром. На
единственной автомашине на фронт
уехал Рашат Альметов, работавший на ней
шофером. Земледелие было поливное
и ежегодно устанавливали по 10 - 12
моторов. Зимой Назметдинов
Абдрауф организовал обучение подростков и
взрослых девушек на
мотористов. Они с весны начали работать на
поливных установках.
Валы приходилось укреплять и в годы войны, к тому же они
служили дорогами. Эта работа тяжела и для
взрослых мужщин. Но
многодетные женщины старались попасть именно туда, так как там
давали хлебный паек. Это Гарифуллина Гайнижамал, Муртазина
Хажар, Вагапова Сатира и другие.
Гайнижамал брала сына Зуфара с
собой на работу в зембиле. Там на прополке
привязывала малыша
веревочкой к колу в начале делянки и все
время оглядывалась,
держа его в поле зрения. А на насыпке валов
землю брали
поблизости, но матери возили ее метров за
50 - 60 с ильменя,
так как там рос будымсык - свиные орехи.
За целый день его
можно было набрать на семью. Дома будымсык
варили в соленой
воде, после чего его вполне можно было
есть. Рыли так же жынлы
тамыр, дословно "волосатый
корень", который растет на низменных
местах и имеет невысокие тонкие стебельки.
Бахтемирцы его называют
свиные корни. Их очищают от земли, сушат в
печке. Затем соскабливают
мелкие боковые коренья, похожие на волосы,
и подают к чаю. Они очень
сладкие на вкус. Правда, от них у детей
бывали жуткие запоры, так что матерям
приходилось выковыривать катышки. Коренья
собирали и во время пахоты.
Выручал и чилим. Рос он по берегам ериков
в воде. Его варили
в соленой воде. Твердую кожуру разрезали
пополам ножом.
Сердцевина семени была вполне съедобна,
хотя и солоновата.
Ранней весной на ильменях копали корни чакана. Если почва еще
не свсем оттаяла, то замерзший верхний
слой разбивали пешней -
железным ломом, насаженным на деревянную
ручку. Далее корни
выкапывали вилами или лопатой. К весне
сердцевина корня чакана
превращаеся в белый поршок - мучку,
сладковатую на вкус.
Ее вполне можно есть.
Джумакаевой Нажие Хусаиновной двенадцатилетней девочкой как и другим
сельчанам пришлось наблюдать в такое
событие. Вот что на рассказала.
В сенябре 1942 году шла от берега домой с полными ведрами. Вдруг с
заката
появились три немецких самолета. Мы уже
отличали их от наших. Хотя с
бахтемирского Черного бугра по ним
стреляли зенитки, и осколки падали
в селе, бомбаридировщики пошли на снижение
и, пролетев низко над нами,
разбомбили нефтехранилища у села Ильинка.
Я, бросив ведра побежала домой.
Детей быстро отвели в окопы за нашим домом. Но там нас было трудно
удержать. Три дня мы по вечерам не
зажигали лампу - было светло от огня горящей
нефти. Только с окон снимали
светомаскировку. А одно ведро я испортила.
Жестяное дно было пробито об что-то
тведое, когда я его бросила, убегая.
Этот случай помнят все старожилы села. В частности об этом же рассказал
и Базаралиев Шафигулла. По словам
Варламова П. Ф. Тогда бомбежке подвергся
и завод имени Ленина. Вражеские самолеты
разбомбили несклько судов на реке,
нефтестанцию "Америка" на
морском рейде, потопили теплоход "Ударник" со
всей командой во главе с капитаном
Красновым, который спешил на помощь
"Америке". На теплоходе
находился командный штаб Астраханского морского рейда.
Спасся всего один матрос.
К этому времени были вырыты окопы на на некотором удалении от села для
укрытия населения от возможной бомбежки.
Под гаражом приблизительно по
линии асфальта, на месте Садовой улицы у
Сафиуллиных население вырыло
зигзагообразные окопы. Сельский совет
постоянно призывал к бдительности.
Население должно было сообщать о появлении
на территории села незнакомых людей.
Некоторое время в селе находились военные.
Жили они в бывшем "Доме колхозника"
между колхозной котельной и клубом.
Напротив дома Раиса Сиражетдинова была
даже гауптвахта. Под нее приспособили баню
Амировой Баян апа.
Сегодня это баня во дворе Усманова
Асадуллы. Некоторые военные жили в частных
домах. Штаб располагался в доме Муртазина
Хасангаты. Дом сохранился и сегодня.
В нем живет автор.
Женщинам, выполнявшим всю мужскую работу в колхозе и дома, нужно было
заботиться о топке. Косили камыш, возили
его домой иногда на санках.
Некоторые были вынуждены по ночам воровать
отходы от сена с колхозной фермы.
Приходилось им брать с собой и детей
постарше.
Во вспоминаниях, написанных участником войны Валиуллиным А.С.
есть такие строки.
-В сентябре 1942 года немецко-фашистские войска близко
подошли к Астрахани. Бои шли в Калмыкии
под Хулхутой в 150
километрах от города. В селе группа людей
не верила в нашу победу.
Собравшись вместе, они уже поделили
колхозные земли. Баширову
Абдрахману, как организатру достался
виноградник,заложенный
перед войной. Старостой быть предложили
больному коммунисту
Аюпову Фатхрахману, не внося его в список
коммунистов, комсомольцев и
активистов, подлежащих повешеннию. В
районе теплиц решили
соорудить виселицу. Фатхрахман с гневом
отверг предложение отдать
партбилет и стать старостой, заявив, что
не станет сотрудничать
с фашистами. А по селу уже поползли слухи
об этом. Колхозников
убеждали, что зла немцы не причинят,
придут и пойдут дальше в
сторону Казахстана. Что уже в Туркменке и
Линейном появились
немецкие разведчики.
Все это мне со слезами на глазах рассказал Аюпов Фатхрахман в
1945 году, когда я приехал в отпуск. Но
узнал об этом еще раньше
из писем из дома и сообщил в Особый отдел.
Привожу слова и жены Фатхрахмана Каллебану Аюповой,записанные
в 1973 году.
- Мой муж был первым коммунистом
села. Перед войной он был
послан учиться от колхоза на агронома. По
окончании учебы был
избран секретарем партячейки в селе. В
селе были люди, не верившие
в нашу победу. Когда в 1942 году немцы
подошли близко к
Астрахани, они, уже поделив колхозное
имущество, ждали немцев. Муж
из-за больного сердца не был мобилизован.
И, когда один из них
явился к нам в дом и предложил спрятать
партбилет и сотрудни-
чать с ними в обмен на жизнь, Фатхрахман с
негодованием отверг
предложение. А мне сказал:
-
Положение действительно тяжелое. В случае прихода немцев
мне придется уйти из села. Давай разделим
наши сбережения.
Я, взяв маленькую дочь Рамзию, уйду. При
немцах мне не жить. -
Но делать этого не пришлось. Немцы были
разбиты под Сталинградом.
Вот что вспоминала о событиях тех лет Муртазина Фагиля.
- Мне, как и другим женщинам, приходилось
жить и работать на
участке Прогресс. Время от времени
приезжали домой. Нужно было
посмотреть за хозяйством, постирать. На
работу за 7-8 километров
ехали на телеге, запряженной быками. Чтобы
получить лишних чет-
верть трудодня, я бралась вести пешком за
собой быков. Выращивали
рис, просо, рожь. Приходилось и пахать.
Погонщиком у меня был
подросток Сайфуллин Файзрахман. Зерно
молотили на месте. Каждые
3 - 4 дня его грузили на лодки и везли в
Икряное. Там приходи-
лось 60-70 килограммовые мешки таскать на
берег. Брала с собой
3-4 летнего сына Марса, который целый день
бывал при мне. Помню,
однажды он шел рядом со мной. Вдруг быки
понесли и повозка
переехала ребенка. Срочно пришлось везти
его в село. Для этого
мне дали "рессоры". Я кричу:
-
Сынок умер! - Он вдруг открывает глаза
и говорит: - Не умер
я, живой! - По приезде домой он убежал на
улицу. Я снова поехала
на работу.
Была я и дояркой. Доили мы овец. Из молока делали брынзу для
сдачи государству. Затем доили коров.
Молоко по графику по две
доярки перевозили в Бахтемир. Там на
берегу стояла сепараторная,
где пропускали молоко. Обрат перевозили в
село на нашу
ферму, где его, прокипятив, заквашивали.
Утром простоквашу выдавали
колхозникам по пол-литра. Через неделю все
повторялось. После
дойки, ухода за коровами и телятами
приходилось полоть лук, тыкву,
работать на сенокосе, а вечерами вязать
носки и варежки для
фронта. За зиму каждая женщина вязала по
десять пар носков и
варежек. Причем, в варежках указательный
палец вязали отдельно, чтобы
бойцам было удобно стрелять.
Колхозники должны были платить государству налог в сумме 350
рублей, сдать 46 кг. мяса в год, а с птицы
- 250 штук яиц.
Сдавали также шерсть, 9 килограммов
топленного масла. Для уплаты
налога или отдачи за мясо деньгами мы
продавали молоко. Женщины
по очереди занимали друг у друга молоко и
зимой на санках, в
теплое время на себе доставляли его в
Астрахань для продажи.
Оттуда, по возможности, товары, продукты
или деньги. Нас в районе
Царева часто грабили, поэтому старались ходить
группами.
По настоящему голод наступил в 1943 году, когда даже у самых зажиточных
колхозников кончилиь довоенные запасы. И
так вплоть до 1948 года.
Иногда со склада выдавали головы от
соленой рыбы. Один раз Шафиев Раги
так наелся этих голов, что отек до
неузнаваемости от выпитой после них воды .
Если в начале войны в колхозе мы еще получали натуроплату, то
вскоре ее стало мало. Нормы выработки
выросли, выходные были
отменены. Уменьшенные днежные выплаты
уходили на выплату налогов,
добровольно-принудительное приобретение
облигаций гоударственнго
займа. Колхозников собирали и поясняли,
что у государства не хватает денег,
необходимо подписаться каждому на двести
или триста рублей. Женщины, на плечах
которых была вся забота о семье, никак не
желали. Тогда их прогоняли работы.
Только после таких угроз колхозницы
соглашались на удержание требуемой суммы.
Иногда зработанных трудодней не хватало на
покрытие подписанного займа. Тогда
семья оставалась должна колхозу. Все военнные
годы колхозники работали
за палочки. Так они называли выработанный
трудодень, отмечечаемый в
ведомости вертикальной линией.
Если рыбакам в Бахтемире выдавали талоны
на продукты,
то колхозники жили с доходов, получаемых с
приусадебных хозяйств.
Некоторое время работала кашеваром. Мне выдавали зеленые
листья капусты, так как сами кочаны
сдавались государству.
Обдавала эти листья несколько раз
кипятком, чтобы устранить
горечь, на каждого едока клала в казан по
30 граммов риса и
варила. К каше выдавала по 100 граммов
хлеба. Подросток Измаилов
Шамиль для нашей бригады ловил рыбу. Он
плел катсы и на них ловил
сазана. Ставил и сети. Приходилось по три
раза варить уху.
Вечернюю порцию, как правило, все несли
домой детям, родителям.
или уносили домой рыбу в свежем виде.
Когда молотили зерно на току,
варили кашу. Старались заложить в котел
зерна больше положенного. Но это
было опасно. Неожиданно могло появиться
начальство. На этот случай кто -нибудь
сидел на дереве и сторожил. Получив
предупреждение, из котла убрали лишнюю
кашу в ведро и прятали в траву.
Начальство, заглянув в котел, все равно
находило кашу гуще, чем в других бригадах.
Иногда вчерами тайком варила сахарную
свеклу. Приходилось
поддерживать огонь до полуночи. Потом
добавляла немножко проса,
которое предварительно токли в отверстии
снятого с оси колеса
арбы. В кашу подливала загустевший сироп
свеклы.
Дома с едой было не лучше. На всю семью калили поллитровую
банку кукурузы до обазования хлопьев и
делили на четверых - отцу,
матери, мне и Марсу. Он быстро съедал свою
порцию и просил
еще, поглядывая на долю бабушки и дедушки.
Те, кончно, делились.
Муж учился на агронома. Забрали его на фронт после окончания
учебы летом 1942 года. В бой он попал
первого июня, а второго
июня Хасангата погиб от попадания пули в
лоб.
С началом войны подростков, девушек и мужщин, не призванных на
фронт мобилизовали на тыловые работы. В
числе их попала и
Шамгунова Хатима. Работали они в
располжении 28-ой армии под
Хулхутой в Калмыкии. Рыли они противотанковые
рвы. Жить пришлось в
палатках. Населенных пунктов рядом не
было. Старшим группы от
нашего села был Аюпов Фатхрахман.
Приходилсь верхний слой
долбить ломами, дальше шел песок. В ветер
ров засыпало. На другой
день вновь выгребали песок. Через
несколько дней приходилось
переходить на новый участок. Тогда Самитов
Гимайетдин грузил
палатку, вещи на арбу и перевозил на новый
участок. Все завшивели,
стали опухать от недоедания.
Сиражетдинова Хадича 1920 года рождения вспоминала о том времени.
- В начале войны нас отправили на
строительство железной
дороги Астрахань-Кизляр. Трасса была
поделена на участки по два
километра. Работали по районам, селам.
Жили мы пять девушек в
Урта авыл (Туркменка). Нашей основной
работой была насыпка грунта
под полотно. Долбили ломами мерзлую землю.
Помню, Уразгалиев
Кабдиш стоит, отвернувшсь от ветра, ждет
пока этих осколков
наберется на одну совковую лопату.
Вскоре нас направили рыть противотанковые рвы под село
Кисин. Сегодня он называется Восточное.
Рядом через ерик другое
тоже калмыцкое село Джамба. Жили мы на
краю Кисина в балагане.
У меня от простуды опухли пальцы на руках
и ногах. Лежала с
высокой температурой. После выхода на
работу, военные проходили по
палаткам
и, порой, не заходя в них, протыкали их штыками, чтобы
убедиться, что все вышли на работу.
Подружки посоветовали мне на
время проверки уйти из палатки. Но меня
нашли. Работать я все
равно не смогла и целый день просидела на
холодном ветру, кое-как
укрывая ноги и руки. Меня взяла к себе
жить местная жительница
Гельназ апа. Позже пришлось рыть окопы под
Икряным. И там мы
жиили в доме той же женщины,
переселившейся к этому времени туда.
В войну и после пришлось работать завдующим ценральным
складом. Мажитов Халиулла абый постоянно
напоминал мне о
необходимости вести строжайший учет, за
что благодарна ему до сих пор.
Сельчане пухли от голода. Ко мне приходили
женщины и просили
хотя бы горстку зерна. А учет был строгий.
Зерно взвешивали на
току, на половине дороги к складу в поле
взвешивали еще раз. На
складе перевешивали в третий раз.
Неодстаток зерна при ревизии
означал тюрьму. Но и не дать было нельзя.
Выручал Гаухар бабай
Бахмутов. Зная об этом, он постоянно
справлялся: - Доченька! Нет
ли у тебя нехватки? Если есть, скажи. Я
восполню как-нибудь со
своей бригады.
Однажды вскрыли потолок с крыши и украли зерно. Я побоялась
заявить об этом, расчитывая как-нибудь
восполнить нехватку. В это
время пришла ревизия. Пока перевешивали
зерно, я была ни жива, ни
мертва. На мое счатье часть зерна
просыпалось под пол, набухла от
влаги и стала тяжелее. Вес сошелся до
килограмма. Так я
избежала тюрьмы.
Во время войны некотрые доярки переселились в жить в
колхозную подсобку - длинную мазанку при
колхозном дворе. Они
приспособились по ночам воровать картофель
из выходов. На
них сверху имелись окна для освещения. Они
не были закреплены.
Женщины умудрялись опускать кого полегче
по веревке и брать
немного картофеля. Я, вроде, замечала
изменения, но не
догадывалась, как это можно сделать. После
войны они сами
признались об этом мне самой. Говрили, что
брали картофеля
немного, так как боялись подвести меня под
суд. Гаухар бабай и
Муртазин Мифтях забили потолочные доски
склада шестами. Они
числились на складе. Еще до войны в
колхозе была маломощная моторная
лодка с деревянным корпусом. Была она
длиной в семь метров и называлась
"Тукай". На ней возили в
Астрахань на Татар базар колхозную продукцию.
Идти против течения было трудно. Тогда с
больших лодок дощанников
отталкивались шестами. Эти два старика
постоянно говорили
мне, что нельзя дать умереть детям в
многодетных семьях. А их в
селе было немало. Это Гайнижамал
Гарифуллина, упомянутая выше
Сария, Хайретдинова Шамсенур, семья Рашиды
Ибадуллаевой и другие.
Давали -то им понемногу зерна. От горсти
до килограмма. При этом я
сама себе не могла брать ни горстя. За
мной постоянно наблюдали.
Мою семью подкармливала сестра Мугульсум,
которая продавала
драгоценности, доставшиеся ей при
замужестве. Да и два этих старика
предупреждали об этом. Порой так раздавали
до шести килограммов
зерна. Вечером оформляли документацию с
учетом этого. Мифтях
баба был к тому же членом ревизионной
комиссии, и при случае
мог прикрыть. Так же было и со свеклой.
Выпишет женщина в
правлении одну свеклу, получит ее у меня
на складе. И, если ни кто не
заметит, приходит снова получать по тому
же распоряжению еще
раз. Выписывал колхоз и зеленые капустные
листья.
Замуж я вышла в 1944 году за Сиражетдинова
Курбангали. Он воевал
под Сталинградом и вернулся с покалеченной
ногой. На свадьбу
испекли единственный пирог. Позвали
несколько стариков. Угостили
каждго куском пирога и пиалой калмыцкого
чая. На этом свадьба завершилась.
Об одном эпизоде рассказала Хамзяева Мершида.
- В один из дней мы дети ждали мать с
работы. Она должна была
принести пшеницу, выдаваемую колхозом в
натуроплату. Мы пригото-
вили топку для очага, вымыли котел.
Осталсь только затопить и
сварить кашу. Но у матери на работе пал
теленок и пшеницу ей не
выдали. Мать понимала, чем это грозит ее
детям. Пошла на склад и
рассказала о своем горе заведующей Хадиче.
Та без слов выдала
без всяких документов пшеницу в счет
будущего года. Мы уже с
двери взяли у матери мешочек со спины и
тут же заложили ужин. Еле
дождались его и только сели кушать, как
заходит родственница Хайрет-
динова Шамсенур со всеми своими голодными
детьми. У нас и была
взможность поделиться с ними, но мать,
зная, что соседка
обязательно разболтает о пшенице, велела
нам быстро спрятать тарелки.
Мы, не вставая с нар, быстро передали их
из рук в руки по
цепочке и спрятали за печку. Как ни было
жалко ее детей, но еще
больше мы боялись за Хадича апа. Ее могли
посадить в тюрьму.
Уже после войны годах в 60-х, она брала у
нас молоко. Мать
категорчески отказывалась брать с нее
деньги, помятуя ее доброту.
Таких случаев было много по селу. Так до
самой смерти помнила ее
доброту Самихова Мастура и чем могла
помогала Хадиче, воспитывавшей
одна восьмерых детей, родившихся уже после
войны.
Замуж она вышла за Сиражединова Курбангали
в 1944 году. На свадьбу
испекли единственный пирог. Нескольким
старикам, приглашенным на торжество,
дали по куску о него и налили по пиалушке
калмыцкого чая. На этом свадьба
закончилась.
Некоторое время председателем колхоза работал Иван Семенович
Вялов. Это был очень толковый специалист.
Высокого роста,
спокойный. У него был младший брат тоже
Иван, который погиб на
фроте. Погиб и сын старшего Ивана Кузьма
Иванович. Его после
смерти похоронили отдельно за татарским
кладбищем в селе.
Когда женщина, доведенная до отчаяния голодом, приходила
просить хотя бы жмых, то он приходил к ней
домой и проверял
наличие съестного. Если обнаруживал хотя
бы одну тыкву, то пока
отказывал, а если уж семье действительно
есть нечего, то писал
записку и завскладом отпускала жмых, а
записку рвала. Жмых это
остатки от отжатых семян подсолнечника
после получения от них
масла. Им кормили лошадей.
Нурмухамедова Франгиза рассказывала, что во время войны после получения
похоронки на мужа ее мать Зугра с двумя
детьми переехала в наше село. На
первое время их приютила родная сестра
Гарифуллина Гайнижамал. Она, отчаянно
пытавшаяся спасти своих детей, не
побоялась приютитить еще троих. Так же
подкармлвала троих детей брата мужа Насибуллы.
Позже, продав скотину,
купила нам мазанку. Кроме нар в доме не
было другой мебели.
Приходилсь есть и костяную муку. Глотали
ее как могли с водой. Из
посуды - подобранные консервные банки.
Окна закрывали газетой.
Матери, работавшей дояркой, выдавали
иногда мясо павших телят, или
только голову. Мать связала дочери юбку из
шерсти, платье, чулки. В
них Франгиза ходила в школу, надев сверху
фуфайку матери.
Выручала булгаринцев рыба. В холдное время приходилось
заходить в воду босиком. Подросток Мажитов
Рафик, с детства пристра-
тившийся к рыбалке, с утра, надев поршни,
уходил на рыбалку в
ильмени. Приходил поздно мокрый, грязный,
покрасневший от холода,
но с рыбой. Мархаба Сиражетдинова
вынуждена была заходить в
первые морозы в воду босиком за оставшейся
в мелководье рыбой,
ломая ледок. Простудив суставы, умерла
молодой от ревматизма.
Те, кто до войны занимался ловлей рыбы и
уже имели навыки,
жили чуть лучше. По вспоминаниям
Асауллиной Аминахан, ее отец
Хусаин ловил на реке сомов на крючки, и
голодные годы они
пережили намного легче.
Камарнур апа Яппарова в войну и после работала почтальоном. Это
была тяжелая работа - вручать семьям
похоронки. Ее ждали со
страхом и надеждой. Получала солдатские
треуголки и она сама.
Муж писал латинскими буквами, как их учили
в школе. Письма были
написаны карандашом корявым почерком, не
очень грамотно. Но во всех
из них была одна просьба, как заклинание -
беречь детей. Камарнур
смогла уберечь их всех пятерых. Но
сохранить жизнь мужа Галиахмата
было не в ее силах. Она получила
похоронку.
Несмотря на трудности, школа продолжала работать. Курбаньязова
Шамсижамал работала техничкой.
-
Заведовала школой Яхина Рабига - вспоминала она. Колхоз
отводил школе один гектар земли. Учителтьницы
Сарвар апа Абдуллина,
Рабига апа и я выращивли тыкву. А зимой на
кухне, где были
две печки, варила ее и давала детям в виде
похлебки, изредка
запустив пшеницу, если колхоз выделит.
Порой получали и молоко.
Придут, бывало, дети, скрючатся за партой.
Некоторые засыпают.
Учителя следят за такими и будят. А они: -
Холодно, апай, есть
хотим!
После войны на базе школы несколько лет был пионерский лагерь.
Заложенный Абдуллиным Галляу парк
разросся. Летом под деревьями
была приятная прохлада. Уютно было в
беседках, увитых диким
винградом. Классные комнаты были
превращены с спальни.
Сарвар апа, все еще ютившаяся после гибели мужа в крохотной комнатке
чуть больше десяти квадратных метров,
переселилась в свою мазанку.